352 Накануне в материале «Свидетель по делу нейрохирургов Ляпина и Иванова готовит иск ко всем врачам, которые “навредили” ее ребенку» мы сообщили читателям о процессе, который проходит во Фрунзенском районном суде Санкт-Петербурга. В процессе фигурирует известный российский детский нейрохирург Андрей Ляпин, которого обвиняют в операциях «софинансируемых» самими родителями. Сам медик говорит, что действительно собирал деньги, но средства, по его словам, шли на закупку дорогостоящих медицинских материалов, которые не оплачиваются по системе ОМС. В ходе интервью Андрей Ляпин приоткрыл «Резонансу» завесу тайны над уровнем операционного вмешательства, которое российским детям производят в зарубежных клиниках. По словам доктора, далеко не все операции проводят высококвалифицированные хирурги, как об этом заявляется в рекламе многочисленных коммерческих фондов, и бывают случаи, когда работу иностранных коллег приходится в экстренном порядке переделывать в России.– Пациент едет в клинику заграничную, в любую страну мира, и, являясь не гражданином, он не имеет никаких юридических прав. Соответственно, в этих клиниках тоже есть интерны, молодые доктора, которым просто нужна, как бы тренировка. Эта ситуация нормальная, в ней ничего плохого нет. То есть люди, отправляясь как бы в клинику, на которой написано, что это клиника, ведущая в мире, они могут попасть далеко не к лучшему врачу. Более того, они часто не знают, кто их в итоге оперирует.– А какие там за врачи, в хороших клиниках?– Врачи там разные. Например, наши доктора из Петербурга. Я знаю двух человек, которые едут туда, периодически, беря здесь отпуск. То есть, раньше, когда границы были открыты, они ездили и оперировали в частных клиниках в Германии. Просто их там как-то по документам проводили «не так».– Но наши врачи это все-таки наши врачи. А бывают из других стран?– Из любых. Турция, Йемен, африканские страны. Студент обучается или ординатор, получая какое-то образование, и он получает доступ скорее к иностранцам. Необязательно к россиянам. Это могут быть любые не граждане этой страны, потому что юридическая ответственность перед гражданами, она гораздо более выше, и судебные риски, которые при нехорошем результате тоже гораздо выше.– То есть немецкие врачи не хотят рисковать?– Нет, почему, немцы тоже оперируют. Просто, когда ты туда едешь, то не знаешь, к кому попадаешь. Даже если тебя консультирует какой-то именитый доктор.– То есть, изначально может консультировать немец с хорошей фамилией и послужным списком, а на самом деле оперирует совсем другой человек вплоть до турецкого интерна.– Да, именно так это обстоит дело. Например, есть достаточно известная такая книжка Генри Марша «Не навреди» («Не навреди: истории из жизни, смерти и хирургии головного мозга»). Я Генри Марша знаю лично. Правда, мы общались с ним очень давно – около 20 лет назад, когда он приезжал в Санкт-Петербург, и какое-то было такое позитивное общение. И он рассказывал, что у него интерн из Ирландии или из Шотландии. Сам Марш ходит там, кофе пьёт в зимнем садике, а пациента оперирует интерн. А он просто контролирует, и даже не участвует в операции, как хирург или как ассистент. При этом формально люди едут к нему, и если этот интерн сделает плохо, то ответственность этот доктор возьмёт на себя.– А кто-то не возьмет…– А кто-то не возьмет. Это зависит от моральных качеств, как бы сказать, конкретного человека и конкретного доктора.– Андрей Петрович, скажите, пожалуйста, а приходилось ли вам исправлять работу заграничных коллег уже в России?– У меня было немного случаев таких. После немецкой клиники у меня было, наверное, 2 или 3 пациента, которым мы подправляли там после шунтирующих операций, которые были не очень удачно сделаны. И из Израиля российские граждане, которые там получили помощь – два человека на памяти. Один из которых очень яркий пример, у него с высокой клеточной активностью в ликворе поставили шунт и выписали с температурой 39. Достаточно яркое у меня воспоминание, когда в США прооперировали пациента из Петербурга по поводу доброкачественной опухоли теменной доли, и он приехал к нам через 10 дней, был у нас уже в больнице с абсцессом. Такая ситуация из ряда вон выходящая. Если бы в любой российской клинике это произошло, то здесь были бы очень неприятные негативные последствия, потому что это Роспотребнадзор. Инфицирование послеоперационной раны считается достаточно грубым осложнением.– Почему мы не слышим про такие случаи? Почему об этом не говорят?– А кто об этом будет говорить? Это же никому невыгодно в принципе. То есть, люди поехали, заплатили большие деньги, получили неудовлетворительный результат. Об этом говорить не очень ловко.– Это невыгодно говорить фондам.– Здесь даже не в фондах дело. Кто-то едет за собственные средства, кто-то за фондовские. Сейчас актуальность этого всего потеряна в связи с политической ситуацией. Но я могу сказать следующее, что в своей медицинской практике я стоял на таком принципе: если один человек сделал, то другой, может это повторить. И, соответственно, для меня никогда не было таким недостигаемым авторитетом работа иностранных клиник. Я старался лечить пациентов с любой категорией сложности. Более того, даже в хорошем смысле слова, когда люди, например, были готовы ехать за границу – в Испанию, там, в Израиль, – у меня возникал такой азарт, что этого пациента надо оставить в России. Зачем огромные деньги выводить туда, если мы можем это сделать здесь не хуже, чем они, а иногда даже, может быть, и лучше? Ещё, у нас же менталитет другой у россиян – мы друг к другу относимся лучше, поэтому есть какие-то человеческие отношения, нет языкового барьера. То есть, мы друг друга понимаем, говорим на одном языке, мы слушали одни и те же сказки в детстве. То есть у нас у пациента и врача другой уровень межличностных взаимоотношений. Когда человек едет в другую страну лечиться, у него этот уровень теряется. Поэтому предпочтительнее, конечно, лечиться у своих. Это моя точка зрения, с ней можно соглашаться, можно не соглашаться. Небезызвестный, вот этот случай с пулей, который мы удалили у ребёнка. Об этом по Первому каналу показывали. Когда я узнал про этого пациента от фонда, который обратился, можем ли мы удалить эту пулю у ребёнка, потому что в Израиле запросили там 50 или 70 000 $, и что фонду денег было не собрать. И мы сделали это, потому что травма, никаких расходных материалов не надо – вот пуля, вот она мигрировала, вот мы её достали и все, но им почему-то отказывали клиники по месту жительства и отказывали какие-то ещё там клиники. В результате начался сбор на Израиль, а мы вмешались и я получил тогда большое моральное удовлетворение. Вся наша команда получила моральное удовлетворение, что мы сделали это и в общем-то на хорошем уровне и с хорошим результатом.Материал подготовили: Любовь Лютова, Игорь Зубов
